Неточные совпадения
Но к жизни в материи этого мира нельзя применить абсолютного, как
закон и
норму.
Абсолютное отрицание насилия и войны возможно лишь как явление глубоко индивидуальное, а не как
норма и
закон.
Абсолютная жизнь есть благодатная жизнь, а не жизнь, исполняющая
закон и
норму.
Нельзя отказаться от любви, от права и свободы любви во имя долга,
закона, во имя мнения общества и его
норм, но можно отказаться во имя жалости и свободы.
Я никогда не говорил о восстании «природы», восстании инстинктов против
норм и
законов разума и общества, я говорил о восстании духа.
Но истина и смысл не были для меня
законом и
нормой разума.
Нельзя написать драмы, романа, лирического стихотворения, если нет конфликта, столкновения с
нормой и
законом, нет «незаконной» любви, внутренних сомнений и противоречий, нет всего того, что представляется недопустимым с точки зрения «
закона» установившегося ортодоксального мнения.
Обычно романтизм считают восстанием природы вообще, человеческой природы с ее страстями и эмоциями против разума, против
нормы и
закона, против вечных и общеобязательных начал цивилизации и человеческого общежития.
Вот как описывает это начальник острова: «Начальник Корсаковского округа доложил мне, между прочим, о крайне серьезном случае превышения власти, которое позволил себе (имярек) и которое состояло в жестоком телесном наказании некоторых поселенцев и в мере, далеко превышающей
законом установленную
норму.
Милонов. Ах, Уар Кирилыч, я сам за свободу; я сам против стеснительных мер… Ну, конечно, для народа, для нравственно несовершеннолетних необходимо… Но, согласитесь сами, до чего мы дойдем! Купцы банкротятся, дворяне проживаются… Согласитесь, что, наконец, необходимо будет ограничить
законом расходы каждого, определить
норму по сословиям, по классам, по должностям.
Во Христе заключается не только высшая и единственная
норма долженствования для человека, но и
закон человеческого бытия, хотя это и раскроется лишь в конце нашего зона, на Страшном Суде.
Ибо Бог для него есть трансцендентная
норма,
закон, образец, пример, а человек должен обойтись своими человеческими силами.
Мир идей, идеальное все, актуально содержащееся в Софии, для мира тварного существует не только как основа или причинность (в вышеуказанном смысле), но и как
норма, предельное задание,
закон жизни, аристотелевская энтелехия в отношении к потенциальному состоянию бытия.
У человека, задавленного условностью цивилизации, её порабощающими
нормами и
законами, есть жажда периодически возвращаться к первожизни, к космической жизни, обрести не только общение, но и слияние с космической жизнью, приобщиться к её тайне, найти в этом радость и экстаз.
Антигона трагически отстаивает свое право похоронить своего брата, что имеет для нее высокую ценность, против социального
закона, против
норм окружающего общества.
И его нельзя истолковать как
норму и
закон.
Совершенство Отца Небесного не может быть
нормой для грешного мира, оно абсолютно, а
закон всегда относителен к греху.
Никто не сможет возражать против того, что христианская, евангельская мораль не есть мораль
нормы и
закона.
Но «добро» не знает другого способа победы над «злом», как через
закон и
норму.
В основе христианства лежит не отвлеченная и всегда бессильная идея добра, которая неизбежно является
нормой и
законом по отношению к человеку, а живое существо, личность, личное отношение человека к Богу и ближнему.
Л. Толстой и Евангелие рассматривает в смысле нравственного
закона и
нормы, и осуществление Царства Божьего уподобляется воздержанию от курения и вина.
Нравственность свободна в смысле своезаконности, но человек совсем несвободен и неавтономен, он целиком подчинен
норме и
закону.
Этика
закона и
нормы не понимает еще творческого характера нравственного акта, и потому неизбежен переход к этике творчества, этике истинного призвания и назначения человека.
Евангельская этика основана на бытии, а не на
норме, она жизнь предпочитает
закону.
Он может компенсировать себя разными способами и даже может вносить в свое охранение и поддержание
законов и
норм влечение к тиранству, к сексуальному наслаждению в жестокости и мучительстве.
Это есть господство общества и общего с его
законами и
нормами над внутренней, интимно-индивидуальной и неповторимой в своем своеобразии жизнью личности.
Кантовская этика
закона противополагает себя принципу эвдемонизма, счастья как цели человеческой жизни, но под счастьем и эвдемонизм понимает отвлеченную
норму добра и совсем не интересуется счастьем живой неповторимой индивидуальной человеческой личности.
Добро есть цель жизни, т. е.
норма,
закон, который мы должны исполнять.
Воображение не нужно лишь для автоматического исполнения
закона или
нормы.
Евангелие невозможно понять как
норму и
закон.
Этика имеет дело не с бессильными, висящими в воздухе
нормами и
законами, а с реальными нравственными энергиями и с обладающими силой качествами.
Это есть трагическое переживание добра и зла, которое не разрешается легко нравственным
законом и
нормой.
В этом граница этики
закона и
нормы.
И если жалость находит себе мало места в этике
закона и
нормы, то тем хуже для нее.
Нормативный идеализм бессилен, он не знает, откуда взять силу для осуществления
нормы добра,
закона добра.
Прямолинейный абсолютизм в нравственных оценках и действиях ложен уже потому, что он забывает о существовании мировой среды, в которой находится человек, он хотел бы действовать так, как будто существует только нравственный
закон и
норма, но не существует мира.
Евангелие не знает
норм и
законов.
«Суббота» и есть отвлеченное добро, идея,
норма,
закон, страх нечистоты.
Этика
закона, как этика греха, узнается потому, что она знает отвлеченное добро, отвлеченную
норму добра, но не знает человека, человеческой личности, неповторимой индивидуальности и ее интимной внутренней жизни.
И это предполагает построение новой этики, основанной не на
нормах и
законах сознания, а на благостной духовной энергии.
И тут важно установить, что никакой
закон, никакая
норма не в силах помочь разрешить возникший нравственный конфликт.
Мир же думает, что впереди идут добрые, праведные, чистые, исполнившие
закон и
норму.
Этика может быть совершенно равнодушной к проблеме зла и нимало ей не мучиться, потому что она остается замкнутой и самодовольной в своих
законах и
нормах и верит, что «добро» всегда право по отношению к самому факту существования «зла».
Оно принимает форму борьбы против власти, разума,
нормы,
закона.
Этика в глубоком смысле слова должна быть учением о пробуждении человеческого духа, а не сознания, творческой духовной силы, а не
закона и
нормы.
И тогда трагический характер приобретает столкновение личности, борющейся за высшие ценности, с социальным
законом, с
нормами общества.
Закон же и
норма знают элементарные и нетрагические случаи жизни — не следует убивать, красть, развратничать и т. п., и это одинаково для всех людей.
То, что было сознанием в жизни древних обществ, установленные
законы,
нормы, ограничения, делается потом подсознательным и существует как атавистический инстинкт.
Христианская мораль, не знающая сковывающих
законов и
норм, все сводит к приобретению духовной силы у Бога.
Этика
закона и значит прежде всего, что субъектом нравственной оценки является общество, а не личность, что общество устанавливает нравственные запреты, табу,
законы и
нормы, которым личность должна повиноваться под страхом нравственного отлучения и кары.